Оригинал взят у ![]()
fonzeppelinв Война со сломанной спиной: доктрина “broken-backed warfare”![]()
В начале 1950-ых, облик будущих конфликтов был все еще достаточно туманным в представлениях британских стратегов. Никто уже не сомневался, что ядерное оружие будет играть ключевую роль в возможных будущих конфликтах, но никто не мог ясно определить – какую именно?
Стремительный рост мировых ядерных арсеналов наглядно демонстрировал, что влияние ядерного оружия на стратегию становится проще переоценить, чем недооценить. Атомный арсенал США, с менее чем полудюжины зарядов в 1945 году, увеличился до сотни с лишним в 1949, и полутысячи – к 1951. И эти впечатляющие цифры только продолжали расти: к 1955, количество атомных зарядов в распоряжении американских военных уже подошло к трем тысячам.
![]()
Первая британская ядерная бомба "Blue Danube".
С ростом атомных арсеналов пришло и более ясное понимание влияния атомного оружия на тактику, и стратегию войны. Прежние взгляды, что “новая война будет такой же, как Вторая Мировая, только с атомными бомбардировками”, как стало уже очевидно, имели весьма малое отношение к реальности. Производство атомных бомб достигло такого уровня, при котором рациональным представлялось уже не только стратегическое, но и оперативное и даже тактическое применение непосредственно на поле боя. С другой стороны, стратегические возможности широкомасштабного применения ядерного оружия стали определять ход конфликта: те же разрушения, которые произвели на территории Германии тысячи союзных бомбардировщиков за годы войны, теперь могли быть произведены несколькими сотнями самолетов буквально за пару дней.
Новая картина войны еще не была ясна в полной мере, но стало уже понятно, что в перспективном конфликте потери и разрушения не будут накапливаться постепенно, небольшими порциями в течение длительного времени, а будут наноситься быстро, в кратчайшие сроки и гораздо более масштабно, чем прежде. Под вопрос были поставлены ключевые аспекты старой стратегии – массовая мобилизация вооруженных сил и промышленности. В новых реалиях, все выглядело так, что какая-либо мобилизация в начале конфликта едва ли будет вообще возможна: после атомных бомбардировок, промышленность будет лежать в руинах и нуждаться в восстановительных работах и обеззараживании, пугающе значительная часть населения погибнет или будет искалечена, а остальные будут рассредоточены в сельской местности, вне атакованных городов. Обширные разрушения инфраструктуры, нарушения транспортного сообщения, необходимость срочно организовывать поисково-спасательные и восстановительные работы в крупном масштабе – все это делало “традиционную” мобилизацию практически бессмысленной.
Старая доктрина явно отжила свое. Но какой должна была стать новая?
Краеугольным камнем – и заодно главным камнем преткновения! – в построении новой военной доктрины стал вопрос продолжительности войны. Сколь долго будет продолжаться атомный конфликт? Британские военные не имели единства по этому мнению:
* Война будет короткой и решительной, и атомные бомбардировки полностью определят ее исход – этой позиции придерживались британская армия и ВВС. Согласно их позиции, исход конфликта будет решен короткой и интенсивной серией стратегических ядерных ударов, которые разрушат промышленность неприятеля, парализуют его инфраструктуру и лишат его воли к продолжению войны. Основное внимание, соответственно, должно было быть сосредоточено на стратегических бомбардировочных силах: роль традиционных родов войск сводилась к сдерживанию натиска неприятеля до того момента, когда атомные удары сломят его способность и желание воевать.
* Война будет затяжной, и атомные бомбардировки не смогут однозначно решить ее исход – такова была позиция британского флота. Признавая, что атомные бомбардировки нанесут значительные потери неприятелю, британские адмиралы, однако, настаивали, что ответные атомные бомбардировки оппонента произведут аналогичный эффект. С точки зрения моряков, наиболее вероятным результатом короткого и интенсивного обмена ядерными ударами было бы взаимное ослабление сторон – которое, само по себе, не определит однозначно победителя. Они также критически относились к тезису о том, что атомные бомбардировки “сломят дух неприятеля” и прекратят конфликт, указывая, что неприятель не обязательно будет поступать рационально и может продолжить безнадежный для него конфликт просто из принципа.
Из этого логически вытекало, что вслед за фазой атомных бомбардировок высокой интенсивности, последует продолжительный период более-менее конвенционной войны – в которой обе стороны будут пытаться воспользоваться ослаблением неприятеля, чтобы решить исход конфликта до того, как неприятель сумеет восстановиться и мобилизоваться. Такая “пост-ядерная” война должна была продолжаться от нескольких недель до нескольких месяцев, в условиях, когда промышленность обеих сторон большей частью неработоспособна, и массовые мобилизации затруднительны. Из-за этого обеим сторонам придется, в первую очередь, полагаться на заранее заготовленные запасы оружия и боевой техники, которые позволят продержаться до восстановления промышленности и полномасштабных мобилизационных мероприятий.
Именно эта концепция и была определена как “broken-backed warfare”: переводя дословно, “война со сломанной спиной”.
Основная доктрина ВМФ
![]()
Линкоры "Вэнгард" и "Кинг Джордж V" в резерве: по мнению британских адмиралов, их мощные орудия должны были сыграть свою роль в установлении господства на море
В основу доктрины были положены два положения:
1) Обмен атомными ударами в начальной фазе конфликта не сумеет определить победителя: обе сражающиеся стороны будут еще располагать ресурсами и волей к борьбе.
2) После окончания атомного обмена, обе стороны будут еще располагать достаточным количеством боеспособных подразделений, запасов и необходимой инфраструктуры, чтобы дальнейшие конвенционные операции имели смысл.
Нетрудно отметить, что доктрина “broken-backed warfare” наилучшим образом соответствовала интересам именно британского флота. Британские адмиралы прекрасно понимали, что влияние морской силы на исход конфликта лучше всего проявляется именно в затяжной войне, где значительно повышается важность таких традиционных задач флота как защита коммуникаций, обеспечение снабжения и дальней транспортировки войск, достижение господства на море.
Роль флота в короткой и решительной ядерной войне была бы весьма ограничена: по сути дела, сведена к защите трансатлантических конвоев, противолодочным и противоминным операциям и огневой поддержке армии. Ключевое значение в короткой и решительной войне принадлежало бы ВВС – как основному средству нанесения атомных ударов и обороны от них – и крупной армии мирного времени. Но в затяжной, нерешительной “broken-backed war”, вопросы обеспечения транспортных коммуникаций, ввоза необходимых ресурсов (особенно важные для небогатой собственными ресурсами Великобритании!), транспортировки войск и лишения неприятеля возможности пользоваться морскими коммуникациями, приобретали первостепенный характер.
Что, вполне естественно, означало, что в доктрине “broken-backed warfare” флот становился самым ценным из всех родов войск. И объектом приоритетного финансирования.
Трудно сказать, насколько сами британские адмиралы были убеждены в реалистичности концепции “broken-backed warfare”. Ряд источников позволяет предположить, что, по крайней мере, многие из поддержавших эту доктрину, на самом деле относились к ней весьма критически – рассматривая ее не столько как эффективный план на случай нового конфликта, сколько как эффектное оружие в межведомственной борьбе за финансирование. Несомненно, что в этой роли доктрина “broken-backed warfare” оказалась весьма успешной: вплоть до середины 1950-ых британскому флоту успешно удавалось избежать значимых сокращений корабельного и резервного состава.
Исходя из представлений конца 1940-ых, британские адмиралы полагали, что атомное оружие будет слишком дорогим, чтобы применять его против отдельных кораблей. Главными потенциальными целями, соответственно, должны были стать военно-морские базы, крупные порты и гавани. Анализ списка возможных целей для неприятельского ядерного нападения продемонстрировал, что большая часть (19 из 20) крупных промышленных центров Соединенного Королевства по совместительству являлась и крупными морскими портами: следовательно, атаки против них и размещенных там кораблей следовало опасаться в первую очередь.
В этом контексте, основную угрозу для портов британские адмиралы видели в возможной “диверсионной” ядерной атаке, при помощи заряда, тайно доставленного в акваторию порта в трюме якобы нейтрального судна, или при помощи сверхмалой субмарины. Хотя такой сценарий выглядел, очевидно, менее вероятным, чем воздушная ядерная атака с бомбардировщика, тем не менее, он был положен в основу первых британских ядерных испытаний. Тому было несколько причин:
1) Во-первых, оборона от воздушных нападений на порты являлась задачей ВВС, а не флота. Флот не имел прямого отношения к такой деятельности, и не желал обострять межведомственное противостояние.
2) Во-вторых, при воздушной атаке с использованием реактивных бомбардировщиков, приближающиеся самолеты наверняка были бы замечены за какое-то время до, собственно, удара – что давало время приготовить порт к ядерной атаке. Адмиралы достаточно рационально (для начала 1950-ых) исходили из того, что ущерб от ядерного удара можно будет минимизировать, заранее оборудовав территорию порта убежищами для персонала, предусмотрев необходимые противоударные и противопожарные меры. Собственно, большая часть британских портов и так была уже во время Второй Мировой оборудована необходимыми укрытиями и противопожарными мерами, что значительно облегчало задачу.
3) Наконец, как показали испытания на Бикини в 1946, последствия воздушного ядерного взрыва были менее губительны для кораблей, чем последствия подводного. Кроме того, долговременное радиационное заражение от воздушных взрывов в начале 1950-ых все еще сильно недооценивалось.
Исходя из этого, основные усилия флота были направлены на обеспечение защиты портов и гаваней от “диверсионной” ядерной атаки, а также подготовку мероприятий по рассредоточению в преддверии угрозы военных и гражданских кораблей из наиболее потенциально опасных портов. Еще с 1947 года, британский флот активно занимался вопросами защиты гаваней от проникновения в них сверхмалых подводных лодок (во многом основываясь на удачных действиях британских сверхмалых субмарин во время войны). Ключевые гавани и стоянки были защищены дополнительными заграждениями, стационарными магнетометрами, управляемыми минными полями (выключавшимися в мирное время) и быстроходными сторожевыми катерами. Растущая ядерная угроза, однако, заставила пересмотреть планы от стационарной защиты в пользу интенсивного берегового патрулирования.
![]()
Моделирование детонации 20-килотонного ядерного заряда над Ливерпулем. Видно, что поражающие факторы даже на пределе не охватывают целиком территории порта.
В целом, анализ последствий атомных ударов по британским портам в определенной степени успокоил адмиралов и придал концепции “broken-backed warfare” определенную теоретическую базу. Было продемонстрировано, что единичные атомные удары не смогут полностью вывести из строя крупный порт, и – при условии, что дальнейших атомных атак не последует – погрузочно-разгрузочные работы смогут быть частично возобновлены в течение 48 часов, и полностью – в течение недели. Большое внимание было уделено подготовке и оборудованию небольших портов и стоянок, которые, в случае разрушения крупных гаваней, могли бы поддерживать грузооборот Соединенного Королевства. Многие крупные доки, считавшиеся жизненно важными для поддержания флота, были оснащены запасными комплектами ворот, что позволило бы восстановить их работоспособность за считанные недели.
Не остались без внимания и другие объекты, в том числе лежащие за пределами британской метрополии. Тщательному изучению подвергся Суэцкий Канал; проведенные исследования, впрочем, показали, что даже взрывы нескольких мегатонной мощности заглубленных зарядов не сумеют повредить канал настолько, чтобы судоходство нельзя было возобновить после нескольких месяцев интенсивного драгирования. Большое значение уделялось колониальным портам, которые должны были стать источниками необходимых Британии ресурсов во время затяжной войны.
Все эти исследования, разумеется, опирались на характерные для начала 1950-ых преуменьшенные представления об опасности долговременного радиоактивного заражения. В то время считалось (и не совсем безосновательно), что долговременное заражение от воздушных ядерных взрывов будет иметь незначительный характер, и в течение нескольких суток более-менее нормальная гражданская деятельность сможет быть восстановлена. Следует также отметить, что в отношении портов – представлявших, как правило, вытянутую вдоль побережья сравнительно узкую цель – подобные воззрения были в определенной степени справедливы: в большинстве случаев радиоактивный след взрыва относился бы ветром либо вглубь суши, либо в море, но не вдоль побережья.
Флот доктрины
![]()
"Крейсерский эсминец" ведет бой с крейсером проекта 68-бис. Подобные ситуации, по мнению британских адмиралов, могли иметь место в рамках пост-ядерной фазы “broken-backed warfare”.
Вплоть до конца 1950-ых, британский флот поддерживал в строю и/или в резерве пять быстроходных линкоров, двадцать четыре легких крейсера, два тяжелых и восемь легких авианосцев. Предполагалось, что в случае ядерного конфликта, по крайней мере, часть этих кораблей уцелеет, и будет необходима для защиты британских коммуникаций и установления господства на море в пост-ядерной фазе. Всего на 1956 год в резерве британского флота числилось 358 кораблей и катеров – многие из них послевоенной постройки, законсервированные “до востребования” немедленно после завершения.
Хотя многие адмиралы относились к доктрине “broken-backed warfare” скептически, рассматривая ее не более чем оружие межведомственной борьбы, все же ее положения определенно сказывались на развитии и строительстве британского флота 1950-ых. Ввиду приоритета защиты коммуникаций и господства на море над ударными операциями, британский флот уделял больше внимания поддержанию многочисленного парка легких авианосцев, а не тяжелых ударных.
В британском представлении, легкие авианосцы типа “Маджестик” и “Центаур” должны были стать новым становым хребтом флота в пост-ядерной фазе конфликта. Их численность должна была гарантировать их выживание в ядерной фазе. На них возлагались задачи сопровождения конвоев, перехвата и уничтожения надводных рейдеров, противолодочной обороны и достижения господства на море.
Как ни парадоксально, но и в 1950-ых британский флот по-прежнему продолжал рассматривать операции надводных рейдеров как реальную угрозу коммуникациям. В определенной степени на это адмиралов наталкивали сведения о масштабной советской программе военно-морского строительства, включавшей 25 крейсеров проекта 68-бис “Свердлов” (достроены 14) и 4 огромных линейных крейсера проекта 82 “Сталинград”. Адмиралы считали вполне вероятным, что в случае конфликта, советский флот направит эти крейсера нарушать британские линии коммуникации в Атлантике и на Тихом Океане – по иронии судьбы, как раз рейдерская стратегия советским флотом никогда всерьез не рассматривалась!
Экономическое положение Британской Империи больше не позволяло ей создать и поддерживать флот современных крейсеров, способных защитить ее коммуникации. Поэтому на потенциальную угрозу советских рейдеров был выбран более экономичный, комплексный ответ. Он состоял из:
- Легких авианосцев, которые должны были сопровождать конвои и возглавлять охотничьи группы, находя и уничтожая крейсера противника. Так как их небольшие авиагруппы не считались способными гарантировать успех традиционных бомбово-торпедных атак (британские моряки были склонны переоценивать возможности зенитной артиллерии), то значительное внимание уделялось нестандартным методам атаки: реактивным палубным штурмовикам “Бристоль Буканьер”, способных наносить атомные удары с малых высот, и управляемым авиабомбам вроде “Блю Боар”.
- Классы крейсеров и эсминцев предполагалось заменить единым, промежуточным классом “крейсерских эсминцев”. Подобные корабли должны были быть достаточно дешевы, чтобы выполнять задачи эсминцев – эскорт, противолодочная оборона, торпедные атаки – и в то же время обладать достаточной мореходностью и автономностью для выполнения и задач крейсеров. Проблему противостояния крейсерам неприятеля предполагалось решать с помощью новых, скорострельных 127-мм пушек – по расчетам, “крейсерский эсминец” с ними мог бы успешно противостоять традиционно вооруженному крейсеру. Хотя многочисленные проекты “крейсерских эсминцев” 1950-ых не были в итоге реализованы, основы концепции были в итоге воплощены в серии ракетоносных эсминцев “Каунти”.
- В резерве флота поддерживались быстроходные линкоры и современные артиллерийские крейсера. Хотя и устаревшие, эти тяжелые артиллерийские корабли могли оказаться полезными в пост-ядерной фазе – как прикрывая конвои, так и устанавливая господство на море. Британский флот считал, что в северных морях, с их нестабильными климатическими условиями и продолжительными периодами полярной ночи, тяжелые артиллерийские корабли все еще будут более эффективны, чем авианосцы.
Как уже упоминалось выше, британские адмиралы исходили из того, что одиночный корабль едва ли будет оправданной целью для ядерного удара. Однако конвои и ударные флоты вполне могли бы стать подобной целью. В 1951-1954 большое внимание было уделено детальной проработке защиты кораблей от поражающих факторов ядерного взрыва. При этом выявился неприятный факт: большая часть кораблей военной постройки не могла быть оснащена противоатомной защитой, иначе как ценой больших и дорогостоящих переделок. Считалось, что это, во многом, стало причиной быстрого списания только что капитально отремонтированных и модернизированных авианосцев типа “Илластриес”: их дорогостоящая программа модернизации не учитывала требований защиты от ядерного оружия, оказавшись в итоге лишь частично полезной.
Критика доктрины
![]()
Стратегические бомбардировщики "Victor" и "Vulcan" на аэродроме. Именно они в 1950-ых составляли основу стратегических ядерных сил RAF.
Будучи практически целиком детищем флота, доктрина “broken-backed warfare” подвергалась постоянной критике со стороны Королевской Армии и Королевских Воздушных Сил. Главной причиной, разумеется, была межведомственная борьба за непрерывно сокращающееся финансирование. И армия и ВВС предпочитали доктрину быстрой, решительной ядерной войны, которая, соответственно, требовала основных вложений в поддержание крупного флота стратегических бомбардировщиков и большой армии мирного времени.
Одной из главных претензий к доктрине называли невозможность адекватного планирования пост-ядерной фазы – потому что нельзя было заранее предсказать исход ядерной. Никто не мог заранее предсказать, какие именно войска, боевые корабли, военные объекты, элементы инфраструктуры и промышленности и в каком состоянии переживут обмен ядерными бомбардировками. Нельзя было даже приблизительно определить, какие ресурсы в итоге будут доступны к использованию. Это делало принципиально невозможным какое-либо предварительное планирование, и де-факто вынуждало генералов и адмиралов готовиться планировать операции “на коленке”.
Критике также подвергалась недостаточная обоснованность элементов доктрины. Так, например, под вопрос ставилось наличие крупного флота тральщиков, призванных препятствовать попыткам неприятеля блокировать минными постановками британские порты. Критики доктрины не могли понять: зачем противник будет пытаться минировать порты, которые он собирается уничтожить ядерным оружием?
Значительной проблемой являлась также возможность снабжения и пополнения действующих в пост-ядерной фазе сил. Критики доктрины указывали, что необходимые для этого ресурсы и рабочие руки придется де-факто отрывать от усилий по восстановлению гражданской деятельности и индустрии – что приведет к постоянному конфликту между ближней перспективой (не проиграть пост-ядерную фазу сейчас) и отдаленной перспективой (восстановить экономику для мобилизации). Указывалось, что итоговое решение, скорее всего, будет носить промежуточный, нерешительный характер, и приведет только к неэффективному использованию ограниченных ресурсов в попытке достичь сразу двух целей.
Финал доктрины
К середине 1950-ых, доктрина “broken-backed warfare” начала быстро терять поддержку. Причины тому были в основном технического характера.
1 ноября 1952 года, в ходе испытания “Айви Майк”, был произведен первый в мире взрыв термоядерной бомбы. Экспериментальное устройство на сжиженном дейтерии было не более чем прототипом, громоздким и абсолютно не пригодным для военного развертывания, но мощность взрыва составила 10,4 мегатонны – более чем в сто раз превзойдя среднюю мощность стандартных ядерных зарядов того времени. В 1954, были созданы первые образцы аэротранспортабельных термоядерных бомб, и уже к 1955, термоядерный арсенал ВВС США измерялся тремя сотнями 10-мегатонных зарядов.
Разрушительная мощь термоядерного оружия настолько превосходила представления конца 1940-ых, что, фактически, все положения доктрины “broken-backed warfare” оказались под угрозой. Можно было предполагать, что своевременное предупреждение, укрытия, убежища, и противопожарные мероприятия позволят локализовать ущерб от 20-килотонной атомной бомбы, сброшенной на Ливерпуль с бомбардировщика. Но какие укрытия, и какие защитные мероприятия могли бы локализовать ущерб от 10-мегатонного “выжигателя городов”? Хуже того, теоретические расчеты показывали, что мощность термоядерного оружия можно наращивать практически бесконечно, и если какие-то невероятные усилия и позволят локализовать ущерб от, допустим, 5-мегатонной бомбы, ничто не помешает неприятелю применить 10, 20 или 40-мегатонную. Всего несколько таких зарядов могли в буквальном смысле сравнять с землей ключевые центры Соединенного Королевства, сделав какое-либо быстрое восстановление физически нереальным.
![]()
Моделирование детонации 20-мегатонного термоядерного заряда над Ливерпулем. Видно, что поражающие факторы практически полностью охватывают город.
Другой проблемой стала миниатюризация и удешевление ядерных боеприпасов. Даже при утрате производственных мощностей, накопленные запасы тактического ядерного оружия позволяли обеим сторонам вести интенсивные ядерные операции еще долгое время после исчерпания стратегических ядерных возможностей. Это в значительной степени обессмысливало постулаты “broken-backed warfare”: какой смысл имело планировать продолжительную неядерную войну, если она в любой момент могла смениться новой вспышкой интенсивного ядерного обмена?
Самым неприятным было то, что британский флот тактическим ядерным оружием еще не располагал, и, соответственно, в подобной ситуации оказался бы в проигрышном положении. В середине 1950-ых, британский ядерный арсенал был все еще ограничен пятью десятками 10-килотонных стратегических бомб “Blue Danube”, находившихся исключительно в распоряжении RAF. Тактические атомные заряды, которые могли бы использоваться палубной авиацией или ракетами, еще только проектировались, управляемое ракетное оружие не было готово к развертыванию – и перед британским флотом стояла вполне реальная угроза оказаться с оружием и техникой времен Второй Мировой против вооруженного ядерными зарядами, ракетоносного неприятеля.
Третьей проблемой стали баллистические ракеты. Уже в 1956 году, на вооружение СССР поступила баллистическая ракета Р-5М, способная доставить ядерный заряд на расстояние в 1200 километров. Аналогичные ракеты испытывались в США и разрабатывались в самой Британии. Их появление означало, что теперь основной угрозой британским портам является отнюдь не “диверсионная” атомная атака, и даже не воздушные атомные удары, но баллистическая ракетная бомбардировка.
Учитывая небольшое подлетное время, любое мыслимое предупреждение, скорее всего, запоздало бы безнадежно, и даже будь порты и гавани оборудованы надежными убежищами, их персонал все равно не успел бы ими воспользоваться. Средства защиты от баллистических ракет пока еще существовали только в теории, и перед британским флотом встала неприятная перспектива: в случае конфликта, их ключевые порты и гавани будут не просто повреждены единичными ударами, но полностью уничтожены последовательными бомбардировками.
К 1956 году уже было практически очевидно, что доктрина “broken-backed warfare” изживает себя. Темпы и масштабы теоретического ядерного конфликта значительно превзошли ее верхние пределы. Ее главный постулат – длительная фаза пост-ядерной конвенционной войны – определенно утратил смысл. “Конвенционной войны за что?” – спрашивали критики доктрины. “Какое значение уже будет иметь, прорвутся ли в итоге советские танки на радиоактивные пустоши Франции, или британские парашютисты водрузят флаг над обезлюдевшими руинами Варшавы? Если ядерная фаза конфликта не определит однозначно победителя, то, скорее всего, победителя не будет вообще!”
Это была логика, отрицать которую было уже практически невозможно. Для всех сторон стало очевидно: не допустить победы оппонента в ядерном конфликте куда проще, чем добиться победы самому. Сценарий “обе стороны взаимно ослаблены, но еще имеют возможности и желание воевать” теперь выглядел практически нереальным. Куда более вероятными были два потенциальных исхода:
* Одна сторона достигает в ходе обмена ядерными ударами решительного перевеса – в результате чего ее противник уничтожается как политическая и военная сила, и необходимости вести против него затяжную конвенционную войну просто нет.
* Обе стороны несут такие потери, которые делают какое-либо продолжение конфликта для них заведомо бессмысленным мероприятием.
В декабре 1956, Совет Адмиралтейства принял решение отказаться в перспективе от воззрений “broken-backed warfare”, сосредоточившись на доктрине короткой интенсивной ядерной войны и ядерном сдерживании потенциального агрессора. Было рекомендовано ограничить стратегические запасы флота необходимыми для поддержания боеспособности в течение 90 дней. Критически изменилось отношение к резервному флоту: теперь, он, скорее, рассматривался как источник сменных кораблей для замены поврежденных или случайно потерянных из состава действующего флота, а не как резерв военного времени. Адмиралы пришли к выводу, что в условиях масштабной термоядерной войны, огромные потери и разрушения сделают просто невозможной мобилизацию резерва – даже в том случае, если он переживет атомные удары.
Дополнительным аргументом послужил Суэцкий Кризис 1957 года и распад колониальной системы. Стало внезапно очевидно, что без адекватных средств ядерного сдерживания, вопросы о “ведении войны после обмена атомными ударами” просто теряют смысл: ядерный арсенал Великобритании в 1957 настолько уступал и количеством и качеством советскому, что ни о каком “взаимном ядерном ослаблении” не могло быть и речи. Утрата Британией ее последних значимых колоний также сыграла свою роль. Если до этого объединенные ресурсы Британской Империи, по крайней мере, позволяли надеяться выдержать конфликт с СССР, то теперь было уже очевидно, что без полномасштабной американской поддержки, сама по себе Британия не имеет никаких шансов.
Последнюю точку в истории “войны со сломанной спиной” поставил меморандум от 1958 года, в котором было рекомендовано обратить основные усилия флота на обеспечение стратегических ударов и конвойно-противолодочных операций в атомной войне высокой интенсивности, и на действия в конвенционном конфликте малой интенсивности на Ближнем Востоке. Официально, broken-backed warfare” еще не отрицалась, но было уже очевидно, что цепляясь за устаревшую доктрину, флот рискует потерять (во всех смыслах) куда больше, чем отказавшись от нее.
Это был финал доктрины “broken-backed warfare”. С 1957 года, британский флот вошел в полосу резких и быстрых сокращений. На слом отправились все еще стоявшие в резерве линкоры и крейсера – в новом видении военной доктрины, им уже не оставалось места. Сильно сократилось число авианосцев: был сделан вывод, что держать большой резервный флот просто нет смысла, поскольку в глобальном ядерном конфликте он, скорее всего, будет уничтожен в портах, а локальный не-ядерный завершится быстрее, чем корабли будут реактивированы (это подтвердил опыт реактивации крейсеров типа “Тайгер” во время Фолклендского Конфликта). Были отменены многочисленные планы модернизации и оснащения управляемым ракетным оружием старых крейсеров – основная ставка была сделана на новые ракетоносные крейсера-эсминцы типа “Каунти”, которые смогли бы прослужить в активном составе флота значительно дольше, и были изначально спроектированы с расчетом на участие в глобальной ядерной конфронтации.
Уйдя в историю, доктрина “broken-backed warfare” окончательно уступила место стратегии ядерного сдерживания, ставшей краеугольной для Великобритании. На первое место была поставлена возможность в любой ситуации нанести агрессору неприемлемые потери, делающие для него бессмысленным начинать конфликт. По иронии судьбы, британский флот все-таки смеялся последним: в начале 1960-ых выяснилось, что оптимальным средством ядерного сдерживания и гарантированного ответного удара являются атомные подводные ракетоносцы – а вовсе не стратегические бомбардировщики RAF!
![]()
Атомные ракетоносцы типа "Резолюшен" выходят на боевое дежурство. Их появление привело к итоговой ликвидации стратегических воздушных сил RAF.
fonzeppelinв Война со сломанной спиной: доктрина “broken-backed warfare”
В начале 1950-ых, облик будущих конфликтов был все еще достаточно туманным в представлениях британских стратегов. Никто уже не сомневался, что ядерное оружие будет играть ключевую роль в возможных будущих конфликтах, но никто не мог ясно определить – какую именно?
Стремительный рост мировых ядерных арсеналов наглядно демонстрировал, что влияние ядерного оружия на стратегию становится проще переоценить, чем недооценить. Атомный арсенал США, с менее чем полудюжины зарядов в 1945 году, увеличился до сотни с лишним в 1949, и полутысячи – к 1951. И эти впечатляющие цифры только продолжали расти: к 1955, количество атомных зарядов в распоряжении американских военных уже подошло к трем тысячам.
Первая британская ядерная бомба "Blue Danube".
С ростом атомных арсеналов пришло и более ясное понимание влияния атомного оружия на тактику, и стратегию войны. Прежние взгляды, что “новая война будет такой же, как Вторая Мировая, только с атомными бомбардировками”, как стало уже очевидно, имели весьма малое отношение к реальности. Производство атомных бомб достигло такого уровня, при котором рациональным представлялось уже не только стратегическое, но и оперативное и даже тактическое применение непосредственно на поле боя. С другой стороны, стратегические возможности широкомасштабного применения ядерного оружия стали определять ход конфликта: те же разрушения, которые произвели на территории Германии тысячи союзных бомбардировщиков за годы войны, теперь могли быть произведены несколькими сотнями самолетов буквально за пару дней.
Новая картина войны еще не была ясна в полной мере, но стало уже понятно, что в перспективном конфликте потери и разрушения не будут накапливаться постепенно, небольшими порциями в течение длительного времени, а будут наноситься быстро, в кратчайшие сроки и гораздо более масштабно, чем прежде. Под вопрос были поставлены ключевые аспекты старой стратегии – массовая мобилизация вооруженных сил и промышленности. В новых реалиях, все выглядело так, что какая-либо мобилизация в начале конфликта едва ли будет вообще возможна: после атомных бомбардировок, промышленность будет лежать в руинах и нуждаться в восстановительных работах и обеззараживании, пугающе значительная часть населения погибнет или будет искалечена, а остальные будут рассредоточены в сельской местности, вне атакованных городов. Обширные разрушения инфраструктуры, нарушения транспортного сообщения, необходимость срочно организовывать поисково-спасательные и восстановительные работы в крупном масштабе – все это делало “традиционную” мобилизацию практически бессмысленной.
Старая доктрина явно отжила свое. Но какой должна была стать новая?
Краеугольным камнем – и заодно главным камнем преткновения! – в построении новой военной доктрины стал вопрос продолжительности войны. Сколь долго будет продолжаться атомный конфликт? Британские военные не имели единства по этому мнению:
* Война будет короткой и решительной, и атомные бомбардировки полностью определят ее исход – этой позиции придерживались британская армия и ВВС. Согласно их позиции, исход конфликта будет решен короткой и интенсивной серией стратегических ядерных ударов, которые разрушат промышленность неприятеля, парализуют его инфраструктуру и лишат его воли к продолжению войны. Основное внимание, соответственно, должно было быть сосредоточено на стратегических бомбардировочных силах: роль традиционных родов войск сводилась к сдерживанию натиска неприятеля до того момента, когда атомные удары сломят его способность и желание воевать.
* Война будет затяжной, и атомные бомбардировки не смогут однозначно решить ее исход – такова была позиция британского флота. Признавая, что атомные бомбардировки нанесут значительные потери неприятелю, британские адмиралы, однако, настаивали, что ответные атомные бомбардировки оппонента произведут аналогичный эффект. С точки зрения моряков, наиболее вероятным результатом короткого и интенсивного обмена ядерными ударами было бы взаимное ослабление сторон – которое, само по себе, не определит однозначно победителя. Они также критически относились к тезису о том, что атомные бомбардировки “сломят дух неприятеля” и прекратят конфликт, указывая, что неприятель не обязательно будет поступать рационально и может продолжить безнадежный для него конфликт просто из принципа.
Из этого логически вытекало, что вслед за фазой атомных бомбардировок высокой интенсивности, последует продолжительный период более-менее конвенционной войны – в которой обе стороны будут пытаться воспользоваться ослаблением неприятеля, чтобы решить исход конфликта до того, как неприятель сумеет восстановиться и мобилизоваться. Такая “пост-ядерная” война должна была продолжаться от нескольких недель до нескольких месяцев, в условиях, когда промышленность обеих сторон большей частью неработоспособна, и массовые мобилизации затруднительны. Из-за этого обеим сторонам придется, в первую очередь, полагаться на заранее заготовленные запасы оружия и боевой техники, которые позволят продержаться до восстановления промышленности и полномасштабных мобилизационных мероприятий.
Именно эта концепция и была определена как “broken-backed warfare”: переводя дословно, “война со сломанной спиной”.
Основная доктрина ВМФ
Линкоры "Вэнгард" и "Кинг Джордж V" в резерве: по мнению британских адмиралов, их мощные орудия должны были сыграть свою роль в установлении господства на море
В основу доктрины были положены два положения:
1) Обмен атомными ударами в начальной фазе конфликта не сумеет определить победителя: обе сражающиеся стороны будут еще располагать ресурсами и волей к борьбе.
2) После окончания атомного обмена, обе стороны будут еще располагать достаточным количеством боеспособных подразделений, запасов и необходимой инфраструктуры, чтобы дальнейшие конвенционные операции имели смысл.
Нетрудно отметить, что доктрина “broken-backed warfare” наилучшим образом соответствовала интересам именно британского флота. Британские адмиралы прекрасно понимали, что влияние морской силы на исход конфликта лучше всего проявляется именно в затяжной войне, где значительно повышается важность таких традиционных задач флота как защита коммуникаций, обеспечение снабжения и дальней транспортировки войск, достижение господства на море.
Роль флота в короткой и решительной ядерной войне была бы весьма ограничена: по сути дела, сведена к защите трансатлантических конвоев, противолодочным и противоминным операциям и огневой поддержке армии. Ключевое значение в короткой и решительной войне принадлежало бы ВВС – как основному средству нанесения атомных ударов и обороны от них – и крупной армии мирного времени. Но в затяжной, нерешительной “broken-backed war”, вопросы обеспечения транспортных коммуникаций, ввоза необходимых ресурсов (особенно важные для небогатой собственными ресурсами Великобритании!), транспортировки войск и лишения неприятеля возможности пользоваться морскими коммуникациями, приобретали первостепенный характер.
Что, вполне естественно, означало, что в доктрине “broken-backed warfare” флот становился самым ценным из всех родов войск. И объектом приоритетного финансирования.
Трудно сказать, насколько сами британские адмиралы были убеждены в реалистичности концепции “broken-backed warfare”. Ряд источников позволяет предположить, что, по крайней мере, многие из поддержавших эту доктрину, на самом деле относились к ней весьма критически – рассматривая ее не столько как эффективный план на случай нового конфликта, сколько как эффектное оружие в межведомственной борьбе за финансирование. Несомненно, что в этой роли доктрина “broken-backed warfare” оказалась весьма успешной: вплоть до середины 1950-ых британскому флоту успешно удавалось избежать значимых сокращений корабельного и резервного состава.
Исходя из представлений конца 1940-ых, британские адмиралы полагали, что атомное оружие будет слишком дорогим, чтобы применять его против отдельных кораблей. Главными потенциальными целями, соответственно, должны были стать военно-морские базы, крупные порты и гавани. Анализ списка возможных целей для неприятельского ядерного нападения продемонстрировал, что большая часть (19 из 20) крупных промышленных центров Соединенного Королевства по совместительству являлась и крупными морскими портами: следовательно, атаки против них и размещенных там кораблей следовало опасаться в первую очередь.
В этом контексте, основную угрозу для портов британские адмиралы видели в возможной “диверсионной” ядерной атаке, при помощи заряда, тайно доставленного в акваторию порта в трюме якобы нейтрального судна, или при помощи сверхмалой субмарины. Хотя такой сценарий выглядел, очевидно, менее вероятным, чем воздушная ядерная атака с бомбардировщика, тем не менее, он был положен в основу первых британских ядерных испытаний. Тому было несколько причин:
1) Во-первых, оборона от воздушных нападений на порты являлась задачей ВВС, а не флота. Флот не имел прямого отношения к такой деятельности, и не желал обострять межведомственное противостояние.
2) Во-вторых, при воздушной атаке с использованием реактивных бомбардировщиков, приближающиеся самолеты наверняка были бы замечены за какое-то время до, собственно, удара – что давало время приготовить порт к ядерной атаке. Адмиралы достаточно рационально (для начала 1950-ых) исходили из того, что ущерб от ядерного удара можно будет минимизировать, заранее оборудовав территорию порта убежищами для персонала, предусмотрев необходимые противоударные и противопожарные меры. Собственно, большая часть британских портов и так была уже во время Второй Мировой оборудована необходимыми укрытиями и противопожарными мерами, что значительно облегчало задачу.
3) Наконец, как показали испытания на Бикини в 1946, последствия воздушного ядерного взрыва были менее губительны для кораблей, чем последствия подводного. Кроме того, долговременное радиационное заражение от воздушных взрывов в начале 1950-ых все еще сильно недооценивалось.
Исходя из этого, основные усилия флота были направлены на обеспечение защиты портов и гаваней от “диверсионной” ядерной атаки, а также подготовку мероприятий по рассредоточению в преддверии угрозы военных и гражданских кораблей из наиболее потенциально опасных портов. Еще с 1947 года, британский флот активно занимался вопросами защиты гаваней от проникновения в них сверхмалых подводных лодок (во многом основываясь на удачных действиях британских сверхмалых субмарин во время войны). Ключевые гавани и стоянки были защищены дополнительными заграждениями, стационарными магнетометрами, управляемыми минными полями (выключавшимися в мирное время) и быстроходными сторожевыми катерами. Растущая ядерная угроза, однако, заставила пересмотреть планы от стационарной защиты в пользу интенсивного берегового патрулирования.
Моделирование детонации 20-килотонного ядерного заряда над Ливерпулем. Видно, что поражающие факторы даже на пределе не охватывают целиком территории порта.
В целом, анализ последствий атомных ударов по британским портам в определенной степени успокоил адмиралов и придал концепции “broken-backed warfare” определенную теоретическую базу. Было продемонстрировано, что единичные атомные удары не смогут полностью вывести из строя крупный порт, и – при условии, что дальнейших атомных атак не последует – погрузочно-разгрузочные работы смогут быть частично возобновлены в течение 48 часов, и полностью – в течение недели. Большое внимание было уделено подготовке и оборудованию небольших портов и стоянок, которые, в случае разрушения крупных гаваней, могли бы поддерживать грузооборот Соединенного Королевства. Многие крупные доки, считавшиеся жизненно важными для поддержания флота, были оснащены запасными комплектами ворот, что позволило бы восстановить их работоспособность за считанные недели.
Не остались без внимания и другие объекты, в том числе лежащие за пределами британской метрополии. Тщательному изучению подвергся Суэцкий Канал; проведенные исследования, впрочем, показали, что даже взрывы нескольких мегатонной мощности заглубленных зарядов не сумеют повредить канал настолько, чтобы судоходство нельзя было возобновить после нескольких месяцев интенсивного драгирования. Большое значение уделялось колониальным портам, которые должны были стать источниками необходимых Британии ресурсов во время затяжной войны.
Все эти исследования, разумеется, опирались на характерные для начала 1950-ых преуменьшенные представления об опасности долговременного радиоактивного заражения. В то время считалось (и не совсем безосновательно), что долговременное заражение от воздушных ядерных взрывов будет иметь незначительный характер, и в течение нескольких суток более-менее нормальная гражданская деятельность сможет быть восстановлена. Следует также отметить, что в отношении портов – представлявших, как правило, вытянутую вдоль побережья сравнительно узкую цель – подобные воззрения были в определенной степени справедливы: в большинстве случаев радиоактивный след взрыва относился бы ветром либо вглубь суши, либо в море, но не вдоль побережья.
Флот доктрины
"Крейсерский эсминец" ведет бой с крейсером проекта 68-бис. Подобные ситуации, по мнению британских адмиралов, могли иметь место в рамках пост-ядерной фазы “broken-backed warfare”.
Вплоть до конца 1950-ых, британский флот поддерживал в строю и/или в резерве пять быстроходных линкоров, двадцать четыре легких крейсера, два тяжелых и восемь легких авианосцев. Предполагалось, что в случае ядерного конфликта, по крайней мере, часть этих кораблей уцелеет, и будет необходима для защиты британских коммуникаций и установления господства на море в пост-ядерной фазе. Всего на 1956 год в резерве британского флота числилось 358 кораблей и катеров – многие из них послевоенной постройки, законсервированные “до востребования” немедленно после завершения.
Хотя многие адмиралы относились к доктрине “broken-backed warfare” скептически, рассматривая ее не более чем оружие межведомственной борьбы, все же ее положения определенно сказывались на развитии и строительстве британского флота 1950-ых. Ввиду приоритета защиты коммуникаций и господства на море над ударными операциями, британский флот уделял больше внимания поддержанию многочисленного парка легких авианосцев, а не тяжелых ударных.
В британском представлении, легкие авианосцы типа “Маджестик” и “Центаур” должны были стать новым становым хребтом флота в пост-ядерной фазе конфликта. Их численность должна была гарантировать их выживание в ядерной фазе. На них возлагались задачи сопровождения конвоев, перехвата и уничтожения надводных рейдеров, противолодочной обороны и достижения господства на море.
Как ни парадоксально, но и в 1950-ых британский флот по-прежнему продолжал рассматривать операции надводных рейдеров как реальную угрозу коммуникациям. В определенной степени на это адмиралов наталкивали сведения о масштабной советской программе военно-морского строительства, включавшей 25 крейсеров проекта 68-бис “Свердлов” (достроены 14) и 4 огромных линейных крейсера проекта 82 “Сталинград”. Адмиралы считали вполне вероятным, что в случае конфликта, советский флот направит эти крейсера нарушать британские линии коммуникации в Атлантике и на Тихом Океане – по иронии судьбы, как раз рейдерская стратегия советским флотом никогда всерьез не рассматривалась!
Экономическое положение Британской Империи больше не позволяло ей создать и поддерживать флот современных крейсеров, способных защитить ее коммуникации. Поэтому на потенциальную угрозу советских рейдеров был выбран более экономичный, комплексный ответ. Он состоял из:
- Легких авианосцев, которые должны были сопровождать конвои и возглавлять охотничьи группы, находя и уничтожая крейсера противника. Так как их небольшие авиагруппы не считались способными гарантировать успех традиционных бомбово-торпедных атак (британские моряки были склонны переоценивать возможности зенитной артиллерии), то значительное внимание уделялось нестандартным методам атаки: реактивным палубным штурмовикам “Бристоль Буканьер”, способных наносить атомные удары с малых высот, и управляемым авиабомбам вроде “Блю Боар”.
- Классы крейсеров и эсминцев предполагалось заменить единым, промежуточным классом “крейсерских эсминцев”. Подобные корабли должны были быть достаточно дешевы, чтобы выполнять задачи эсминцев – эскорт, противолодочная оборона, торпедные атаки – и в то же время обладать достаточной мореходностью и автономностью для выполнения и задач крейсеров. Проблему противостояния крейсерам неприятеля предполагалось решать с помощью новых, скорострельных 127-мм пушек – по расчетам, “крейсерский эсминец” с ними мог бы успешно противостоять традиционно вооруженному крейсеру. Хотя многочисленные проекты “крейсерских эсминцев” 1950-ых не были в итоге реализованы, основы концепции были в итоге воплощены в серии ракетоносных эсминцев “Каунти”.
- В резерве флота поддерживались быстроходные линкоры и современные артиллерийские крейсера. Хотя и устаревшие, эти тяжелые артиллерийские корабли могли оказаться полезными в пост-ядерной фазе – как прикрывая конвои, так и устанавливая господство на море. Британский флот считал, что в северных морях, с их нестабильными климатическими условиями и продолжительными периодами полярной ночи, тяжелые артиллерийские корабли все еще будут более эффективны, чем авианосцы.
Как уже упоминалось выше, британские адмиралы исходили из того, что одиночный корабль едва ли будет оправданной целью для ядерного удара. Однако конвои и ударные флоты вполне могли бы стать подобной целью. В 1951-1954 большое внимание было уделено детальной проработке защиты кораблей от поражающих факторов ядерного взрыва. При этом выявился неприятный факт: большая часть кораблей военной постройки не могла быть оснащена противоатомной защитой, иначе как ценой больших и дорогостоящих переделок. Считалось, что это, во многом, стало причиной быстрого списания только что капитально отремонтированных и модернизированных авианосцев типа “Илластриес”: их дорогостоящая программа модернизации не учитывала требований защиты от ядерного оружия, оказавшись в итоге лишь частично полезной.
Критика доктрины
Стратегические бомбардировщики "Victor" и "Vulcan" на аэродроме. Именно они в 1950-ых составляли основу стратегических ядерных сил RAF.
Будучи практически целиком детищем флота, доктрина “broken-backed warfare” подвергалась постоянной критике со стороны Королевской Армии и Королевских Воздушных Сил. Главной причиной, разумеется, была межведомственная борьба за непрерывно сокращающееся финансирование. И армия и ВВС предпочитали доктрину быстрой, решительной ядерной войны, которая, соответственно, требовала основных вложений в поддержание крупного флота стратегических бомбардировщиков и большой армии мирного времени.
Одной из главных претензий к доктрине называли невозможность адекватного планирования пост-ядерной фазы – потому что нельзя было заранее предсказать исход ядерной. Никто не мог заранее предсказать, какие именно войска, боевые корабли, военные объекты, элементы инфраструктуры и промышленности и в каком состоянии переживут обмен ядерными бомбардировками. Нельзя было даже приблизительно определить, какие ресурсы в итоге будут доступны к использованию. Это делало принципиально невозможным какое-либо предварительное планирование, и де-факто вынуждало генералов и адмиралов готовиться планировать операции “на коленке”.
Критике также подвергалась недостаточная обоснованность элементов доктрины. Так, например, под вопрос ставилось наличие крупного флота тральщиков, призванных препятствовать попыткам неприятеля блокировать минными постановками британские порты. Критики доктрины не могли понять: зачем противник будет пытаться минировать порты, которые он собирается уничтожить ядерным оружием?
Значительной проблемой являлась также возможность снабжения и пополнения действующих в пост-ядерной фазе сил. Критики доктрины указывали, что необходимые для этого ресурсы и рабочие руки придется де-факто отрывать от усилий по восстановлению гражданской деятельности и индустрии – что приведет к постоянному конфликту между ближней перспективой (не проиграть пост-ядерную фазу сейчас) и отдаленной перспективой (восстановить экономику для мобилизации). Указывалось, что итоговое решение, скорее всего, будет носить промежуточный, нерешительный характер, и приведет только к неэффективному использованию ограниченных ресурсов в попытке достичь сразу двух целей.
Финал доктрины
К середине 1950-ых, доктрина “broken-backed warfare” начала быстро терять поддержку. Причины тому были в основном технического характера.
1 ноября 1952 года, в ходе испытания “Айви Майк”, был произведен первый в мире взрыв термоядерной бомбы. Экспериментальное устройство на сжиженном дейтерии было не более чем прототипом, громоздким и абсолютно не пригодным для военного развертывания, но мощность взрыва составила 10,4 мегатонны – более чем в сто раз превзойдя среднюю мощность стандартных ядерных зарядов того времени. В 1954, были созданы первые образцы аэротранспортабельных термоядерных бомб, и уже к 1955, термоядерный арсенал ВВС США измерялся тремя сотнями 10-мегатонных зарядов.
Разрушительная мощь термоядерного оружия настолько превосходила представления конца 1940-ых, что, фактически, все положения доктрины “broken-backed warfare” оказались под угрозой. Можно было предполагать, что своевременное предупреждение, укрытия, убежища, и противопожарные мероприятия позволят локализовать ущерб от 20-килотонной атомной бомбы, сброшенной на Ливерпуль с бомбардировщика. Но какие укрытия, и какие защитные мероприятия могли бы локализовать ущерб от 10-мегатонного “выжигателя городов”? Хуже того, теоретические расчеты показывали, что мощность термоядерного оружия можно наращивать практически бесконечно, и если какие-то невероятные усилия и позволят локализовать ущерб от, допустим, 5-мегатонной бомбы, ничто не помешает неприятелю применить 10, 20 или 40-мегатонную. Всего несколько таких зарядов могли в буквальном смысле сравнять с землей ключевые центры Соединенного Королевства, сделав какое-либо быстрое восстановление физически нереальным.
Моделирование детонации 20-мегатонного термоядерного заряда над Ливерпулем. Видно, что поражающие факторы практически полностью охватывают город.
Другой проблемой стала миниатюризация и удешевление ядерных боеприпасов. Даже при утрате производственных мощностей, накопленные запасы тактического ядерного оружия позволяли обеим сторонам вести интенсивные ядерные операции еще долгое время после исчерпания стратегических ядерных возможностей. Это в значительной степени обессмысливало постулаты “broken-backed warfare”: какой смысл имело планировать продолжительную неядерную войну, если она в любой момент могла смениться новой вспышкой интенсивного ядерного обмена?
Самым неприятным было то, что британский флот тактическим ядерным оружием еще не располагал, и, соответственно, в подобной ситуации оказался бы в проигрышном положении. В середине 1950-ых, британский ядерный арсенал был все еще ограничен пятью десятками 10-килотонных стратегических бомб “Blue Danube”, находившихся исключительно в распоряжении RAF. Тактические атомные заряды, которые могли бы использоваться палубной авиацией или ракетами, еще только проектировались, управляемое ракетное оружие не было готово к развертыванию – и перед британским флотом стояла вполне реальная угроза оказаться с оружием и техникой времен Второй Мировой против вооруженного ядерными зарядами, ракетоносного неприятеля.
Третьей проблемой стали баллистические ракеты. Уже в 1956 году, на вооружение СССР поступила баллистическая ракета Р-5М, способная доставить ядерный заряд на расстояние в 1200 километров. Аналогичные ракеты испытывались в США и разрабатывались в самой Британии. Их появление означало, что теперь основной угрозой британским портам является отнюдь не “диверсионная” атомная атака, и даже не воздушные атомные удары, но баллистическая ракетная бомбардировка.
Учитывая небольшое подлетное время, любое мыслимое предупреждение, скорее всего, запоздало бы безнадежно, и даже будь порты и гавани оборудованы надежными убежищами, их персонал все равно не успел бы ими воспользоваться. Средства защиты от баллистических ракет пока еще существовали только в теории, и перед британским флотом встала неприятная перспектива: в случае конфликта, их ключевые порты и гавани будут не просто повреждены единичными ударами, но полностью уничтожены последовательными бомбардировками.
К 1956 году уже было практически очевидно, что доктрина “broken-backed warfare” изживает себя. Темпы и масштабы теоретического ядерного конфликта значительно превзошли ее верхние пределы. Ее главный постулат – длительная фаза пост-ядерной конвенционной войны – определенно утратил смысл. “Конвенционной войны за что?” – спрашивали критики доктрины. “Какое значение уже будет иметь, прорвутся ли в итоге советские танки на радиоактивные пустоши Франции, или британские парашютисты водрузят флаг над обезлюдевшими руинами Варшавы? Если ядерная фаза конфликта не определит однозначно победителя, то, скорее всего, победителя не будет вообще!”
Это была логика, отрицать которую было уже практически невозможно. Для всех сторон стало очевидно: не допустить победы оппонента в ядерном конфликте куда проще, чем добиться победы самому. Сценарий “обе стороны взаимно ослаблены, но еще имеют возможности и желание воевать” теперь выглядел практически нереальным. Куда более вероятными были два потенциальных исхода:
* Одна сторона достигает в ходе обмена ядерными ударами решительного перевеса – в результате чего ее противник уничтожается как политическая и военная сила, и необходимости вести против него затяжную конвенционную войну просто нет.
* Обе стороны несут такие потери, которые делают какое-либо продолжение конфликта для них заведомо бессмысленным мероприятием.
В декабре 1956, Совет Адмиралтейства принял решение отказаться в перспективе от воззрений “broken-backed warfare”, сосредоточившись на доктрине короткой интенсивной ядерной войны и ядерном сдерживании потенциального агрессора. Было рекомендовано ограничить стратегические запасы флота необходимыми для поддержания боеспособности в течение 90 дней. Критически изменилось отношение к резервному флоту: теперь, он, скорее, рассматривался как источник сменных кораблей для замены поврежденных или случайно потерянных из состава действующего флота, а не как резерв военного времени. Адмиралы пришли к выводу, что в условиях масштабной термоядерной войны, огромные потери и разрушения сделают просто невозможной мобилизацию резерва – даже в том случае, если он переживет атомные удары.
Дополнительным аргументом послужил Суэцкий Кризис 1957 года и распад колониальной системы. Стало внезапно очевидно, что без адекватных средств ядерного сдерживания, вопросы о “ведении войны после обмена атомными ударами” просто теряют смысл: ядерный арсенал Великобритании в 1957 настолько уступал и количеством и качеством советскому, что ни о каком “взаимном ядерном ослаблении” не могло быть и речи. Утрата Британией ее последних значимых колоний также сыграла свою роль. Если до этого объединенные ресурсы Британской Империи, по крайней мере, позволяли надеяться выдержать конфликт с СССР, то теперь было уже очевидно, что без полномасштабной американской поддержки, сама по себе Британия не имеет никаких шансов.
Последнюю точку в истории “войны со сломанной спиной” поставил меморандум от 1958 года, в котором было рекомендовано обратить основные усилия флота на обеспечение стратегических ударов и конвойно-противолодочных операций в атомной войне высокой интенсивности, и на действия в конвенционном конфликте малой интенсивности на Ближнем Востоке. Официально, broken-backed warfare” еще не отрицалась, но было уже очевидно, что цепляясь за устаревшую доктрину, флот рискует потерять (во всех смыслах) куда больше, чем отказавшись от нее.
Это был финал доктрины “broken-backed warfare”. С 1957 года, британский флот вошел в полосу резких и быстрых сокращений. На слом отправились все еще стоявшие в резерве линкоры и крейсера – в новом видении военной доктрины, им уже не оставалось места. Сильно сократилось число авианосцев: был сделан вывод, что держать большой резервный флот просто нет смысла, поскольку в глобальном ядерном конфликте он, скорее всего, будет уничтожен в портах, а локальный не-ядерный завершится быстрее, чем корабли будут реактивированы (это подтвердил опыт реактивации крейсеров типа “Тайгер” во время Фолклендского Конфликта). Были отменены многочисленные планы модернизации и оснащения управляемым ракетным оружием старых крейсеров – основная ставка была сделана на новые ракетоносные крейсера-эсминцы типа “Каунти”, которые смогли бы прослужить в активном составе флота значительно дольше, и были изначально спроектированы с расчетом на участие в глобальной ядерной конфронтации.
Уйдя в историю, доктрина “broken-backed warfare” окончательно уступила место стратегии ядерного сдерживания, ставшей краеугольной для Великобритании. На первое место была поставлена возможность в любой ситуации нанести агрессору неприемлемые потери, делающие для него бессмысленным начинать конфликт. По иронии судьбы, британский флот все-таки смеялся последним: в начале 1960-ых выяснилось, что оптимальным средством ядерного сдерживания и гарантированного ответного удара являются атомные подводные ракетоносцы – а вовсе не стратегические бомбардировщики RAF!
Атомные ракетоносцы типа "Резолюшен" выходят на боевое дежурство. Их появление привело к итоговой ликвидации стратегических воздушных сил RAF.